Переводы

TODAY (BY IRIS HESSELDEN)

Yesterday has gone forever-
Forget it, let it be.
Who knows what tomorrow holds?
Today’s for you and me.
Another chance to start afresh
And leave the past behind,
Accomplish those unfinished tasks
And seek some peace of mind.
A time to write or make a call
Encourage someone’s schemes,
And then a time for being you
To nourish all your dreams.
A time to reap, a time to sow
And every hope renew,
And celebrate this gift of life-
Today’s for me and you.

СЕГОДНЯ (ИРИС ХЕССЕЛЬДЕН)

Вчерашний день ушёл навек,
О нём забудешь ты.
Что Завтра-запертый ларец,
Сегодня-только мы.
И заново начать с нуля,
Всё прошлое-вдали,
Закончить все свои дела
И мир в душе найти.
Вот час настал, чтоб позвонить,
Одобрить чьи-то планы,
Вот час настал, чтоб просто жить,
Лелеять мечты и забавы.
Время сеять и собирать
Из надежды свой урожай,
Время особенный дар жизни принять,
Ведь Сегодня-для меня и тебя.

Вчерашний день ушёл навсегда,
Забудь об этом,ведь это так.
Кто знает, что готовит нам завтра?
Но сегодня существует для нас.
Другой шанс начать всё сначала,
Оставив прошлое позади,
Завершить все начатые дела,
Быть в поиске мира души.
Это время написать или сделать звонок,
Поощрив чьи-нибудь жизни планы,
А потом только время и для тебя,
Чтоб лелеял мечты и забавы.
Время собрать урожай и время посеять,
Надежду каждую обновя.
И этот дар жизни прими и отпразднуй,
Ведь Сегодня существует для меня и тебя.

Навек исчез вчерашний день,
Забыта тень его,
Кто знает прогноз на завтрашний день?
Но Сегодня-твоё и моё.
Пройди сначала весь свой путь,
Прошлое забыв вдали,
Дела закончить не забудь,
Найди свой мир души.
Сначала вспомни о других
И ободри кого-то,
Потом же сам собой живи,
Мечтай и жди чего-то.
Надежды новой урожай
Посей и собирая,
Дар жизни ты не пропускай,
Ведь мы-для Этого дня.

BY IRIS HESSELDEN

Even though the sun’s not shining
And the sky is dull and grey,
Even though you watched the postman
Walk straight your door today.
Even though the phones not ringing
When you wished and hoped it would,
Look around you and count your blessings,
Life is precious, life is good.
Even when you’re disappointed
And your plans have gone awry,
Even when the friends you trusted
Never call, or walk on by.
Put these troubled thoughts behind you,
Look ahead, the way you should,
Tell yourself, with each new morning,
Life is precious, ife is good!

ИРИС ХЕССЕЛЬДЕН

Пусть все солнца вдруг погаснут,
Небо станет скучным, серым,
Провожаешь ты напрасно
Почтальона взглядом нервным.
Ждёшь звонка в тиши холодной,
Но угрюмы телефоны,
Ты скажи со взглядом гордым-
Жизнь хороша, жизнь бесподобна.
Пусть покрыт ты дымкой грусти,
Планы рушатся порой,
Пусть забудет друг твой лучший
Телефонный номер твой.
Пусть всё будет за спиною,
В конце длинного стиха,
Ты скажи себе в дорогу:
Жизнь бесподобна,жизнь хороша!

Не смотри, как солнца меркнут,
Не смотри, как небо скучно,
Что письмо от почтальона
Вновь сегодня не получишь.
И пускай ты не услышишь
Сладкий звон в тиши звонка,
Оглянись и ты увидишь
Как жизнь драгоценна,жизнь хороша.
Если даже ты расстроен,
Дело валится из рук,
О тебе не вспомнил снова
Твой,когда-то верный друг.
Но всё это за спиною,
Впереди тебя-мечта.
Ты скажи,проснувшись утром
Как жизнь драгоценна,жизнь хороша!

Если солнца вдруг померкли,
Небо стало скучным, серым,
Если даже почтальоны
Ходят мимо твоей двери.
То не жди ты понапрасну
Крик отчаянный звонка,
Оглянись, и ты увидишь
Как жизнь драгоценна,жизнь хороша.
Если даже ты расстроен
Плохим ходом своих планов,
О тебе твой друг не вспомнит,
И к тебе он не заглянет.
Ты забудь все эти мысли,
Посмотри как даль светла,
Ты легко иди по жизни,
Ведь она драгоценна,она хороша!

Пусть все солнца померкнут,
И небо обернётся скучным и серым,
Пусть ты увидишь почтальона,
Идущего мимо, минуя твою дверь.
Пусть даже телефоны упрямо молчат,
Когда ты надеешься на эхо звонка,
Посмотри вокруг и оцени своё счастье,
Ведь жизнь драгоценна, жизнь хороша.
Пусть ты будешь жутко расстроен,
Пускай все планы-вкривь и вкось,
Пусть тот друг, в кого ты верил,
Уже не твой, а чей-то гость.
Но ты же знаешь, что всё это в прошлом,
А впереди-дорога широка,
Говори себе каждое утро,
Что жизнь драгоценна,жизнь хороша!

THE DAFFODILS (BY W. WORDSWORTH)

I wandered lonely as a cloud
That floats on high o’or vales and hills,
When all at once I saw a crowd,
A host of golden daffodils,
Beside the lake, beneath the trees,
Fluttering and dancing in the breeze.

Continuous as the stars that shine
And twinkle on the Milky Way,
They stretched in never-ending line
Along the margin of a bay:
Ten thousand saw I at a glance
Tossing their heads in sprightly dance.

The waves beside them danced, but they
Out-did the sparkling waves in glee;
A poet could not but be gay
In such a juckond company
I gazed-and gazed-but little thought
What wealth the show to me had brought:

For oft when on my couch I lie
In vacant or on pensive mood,
They flash upon that inward eye
Which is the bliss of solitude;
And then my heart with pleasure fills,
And dances with the daffodils.

Здесь первый, начальный перевод:

Я брёл так одиноко, словно облако,
Которое плывёт высоко над долинами и полями.
Как вдруг я увидел груду золотых нарциссов.
Рядом с озером, под деревьями
Порхают и пляшут на ветерке.

Непрерывно, как сияют звёзды
И мерцают на Млечном Пути,
Они простираются в бесконечной линии.
Вперёд, по краю опушки:
Десять тысяч я увидел сразу —
Мотали головками в весёлом танце.

Волны рядом с ними тоже танцевали,
Но те превзошли волны в ликовании.
Поэт не мог не быть счастливым
В такой прекрасной компании.
Я вглядывался и вглядывался,
И маленькая мысль —
Какое богатство этот вид мне принёс.

И часто,когда я лежу на своей кушетке
В свободном или задумчивом настроении,
Они сверкают в моём духовном взоре,
Который и есть блаженство.
И затем моё сердце наполняется удовольствием
И танцует с нарциссами.

НАРЦИССЫ (В.ВОРДСВОРС)

Как облака в дороге Рая
Плывут спокойно над Землёй,
Так шёл и я, узреть не чая
Нарциссов кладезь золотой.
У озера, в тени плакучих ив,
В прохладе дивен танец их.

Где Млечный Путь мозаикой звёзд
Мерцающей так щедро выстлан,
Где бесконечный хоровод
Вокруг реки златых нарциссов.
Их тысячи на взор один
Танцующих, прелестных нимб.

Хоть и вода в теченье жизни
Ликуя, волны подняла,
Не превзойдёт она отныне
Веселье хрупкого цветка.
Поэт, поэтому и весел
В кругу друзей средь леса песен.

Я посмотрел,вгляделся,понял,
Что клад нашёл, его довольно,
Чтобы в минуты наслажденья
Мне только видеть образ милый.
Усладой полон он в забвенье,
В моей душе,простой и тихой.
Хмелеет сердце от любви
И вновь танцует в сонме нимб.

NEW MOON

Through my window I can see
The young new moon above the tree.
Slender crescent, silver bright
In the cold and frosty night.

First new moon of this new year
Thin and fine, but crystal clear.
In the west it seems to float
Like a narrow silver boat.

The moon is new tonight
And so, turn your silver curtsey low
Make your wish let no one hear,
But wish for all —
A glad New Year.

НОВАЯ ЛУНА

В небесах,что за окном
Тонкий месяц-серебром,
Живо молодостью дышит,
Ночью мир морозом вышит.

Новый год и месяц новый
Тонкий,чистый,не суровый
Вновь по Западу плывёт,
Серебром горит тот плот.

Сегодня новой той луне
Поклон посеребрён во тьме,
Желанье скрой безмолвья кодом,
Но всех поздравь вновь «С Новым Годом»!

НОВАЯ ЛУНА

В тёмной вышине небес
Луна видна средь веток лес,
И тонкий серп, как серебро
Блестит; а мрак стучит в окно.

В новом году луна рождена,
Красива, невинна, чиста и свежа.
В Бесконечность, на Запад, по неба волнам
Плывёт безмятежно с сребром по бокам.

В полночный мрак взошёл месяц яркий.
Твой низкий поклон будет лучшим подарком,
Желанье задумай, но про это молчи,
Поздравь с Новым Годом весь мир наш в ночи.

BY JOHN KEATS

The day is gone and all its sweets are gone.
Sweet voice, sweet lips, soft hand and softer breast,
Warm breath, light whisper, tender semi-tone,
Bright eyes accomplished shape, and langerous waist!

Faded the flower and all its budded charms,
Faded the sight of beauty from my eyes,
Faded the shape of beauty from my arms,
Faded the voice, warmth, whiteness,paradise.

Vanished unseasonably at shut of eve,
When the dusk holiday or holinight
Of fragrant-curtained love begins to weave
The woof of darkness thick for hid delight.

But as I’ve read love’s missal through today
He’ll let me sleep, seeing I fast and pray.

ДЖОН КИТС

Свет дня померк, исчез его манящий облик,
А голос сладок, свежи губы, грудь нежна;
И тёплое дыханье, и чуть слышный шёпот;
Во взгляде, тонком стане и улыбке-красота!

Завял цветок и все его бутоны,
Потупив взор, исчезла страсть из глаз моих.
О, Нежность, где тебя я встречу снова,
Когда вся теплота, весь свет и рай исчезли, и голос вдруг затих?

Мир затворился, но совсем не время.
В улыбке дня и сумерках ночи,
Когда амбре любви купает ум в волненье,
Губительно для хрупкой радости дыханье темноты.

Но я искал, и я ищу ответа
В безмолвной заповеди любви.
И в пустынь сердца под клеймом обета
Я не замедлю, успокоившись,прийти.

THE ARROW AND THE SONG
BY H.W. LONGFELLOW

I shot an arrow into the air,
It fell to Earth, I knew not where;
For,so swiftly it flew, the sight
Couldn’t follow it in its flight.
I breathed a song into the air,
It fell to Earth, I knew not where;
For who has sight so keen and strong
That it can follow the flight of the song?
Long, long afterward, in an oak
I found the arrow still unbroke;
And the song, from beginning to end
I found again in the heart of a friend.

СТРЕЛА И ПЕСНЯ
Г.В.ЛОНГФЕЛОУ

Я в воздуха ширь стрелу отпустил,
На Землю упав, исчезла безмолвно.
Тот лёгок полёт, и взгляд не следит
За стрелой, песне подобной.
Той песне, что однажды ветер унёс
И дорогу забыл в тот край навсегда.
Для того, чей взгляд упрям, как утёс
Готова песня воскреснуть моя.
Так время прошло, из семени дуб
Успел уж окрепнуть, но вырос
С стрелой посредине, но не расколов
Ту песню, что в сердце у друга отныне.

ALFRED EDWARD HOUSEMAN

Oh, when I was in love with you,
Then I was clean and brave
And miles around the wonder grew
How well did I behave.

And now the fancy passes by
And nothing will remain.
And miles around, they’ll say that I
Am quite myself again.

АЛЬФРЕД ЭДВАРД ХАУСМЭН

Когда во мне любви жил Бес,
Я был так чист и смел;
Пространства вокруг-пространства чудес;
И думать я плохо не смел.

Теперь же все мечты-на дне,
Остатков не собрать.
Пространства вокруг,они скажут мне,
Что я как прежде,опять…

ALFRED EDWARD HOUSEMAN

Shake hand we shall never be friends; all’s over;
I only vex you the more I try,
All’s wrong, that ever I’ve done or said
And nought to help it in this dull head.
Shake hands, here’s luck, goodbye.

But if you come to a road where danger
Or guilt, or anguish, or shame’s to share
Be good to the lad that loves you true
And the soul that was born to die for you
And whistle and I’ll be there.

АЛЬФРЭД ЭДВАРД ХАУСМЭН

Всё кончено, хоть руки пожали, но мы не друзья.
Попытки любить раздражали твой взор.
Что говорил я, что делал-всё к чёрту теперь,
И помощь-лишь дым в пустой голове.
Пожатие рук на удачу, прощание-приговор.

Но если выйдешь на путь, чтоб опасность,
Вину или боль, или стыд разделить.
Это будет счастьем для парня, что любит,
И душу рождённую для тебя он погубит,
Ты лишь позови-не замедлю прийти.

IN AN ALBUM (BY LORD BYRON)

As o’er the cold sepulchral stone
Some name arrests the passer-by,
Thus, when you view this page alone,
May mine attract your pensive eye!
And when by you that name is read
Perchance in some succeeding year,
Reflect on me as on the dead and think
My heart is buried here.

В АЛЬБОМЕ (ЛОРД БАЙРОН)

И как гранит могильный мрачен,
Сурова суета, прохожих в Ад маня.
Откроешь книгу, и твой взгляд печальный
Опустится на ложе моего стиха!
О,вспомни обо мне, когда настанет час,
Когда прочтёшь ты строки эти,
Моя душа покинет вас,
Но сердце будет жить вовеки.

SILHOUETTE (BY ZYUZINA TANYA)

New March came to my door with the silhouette of you,
With your smell on my bed;
Slender coldness inside your heart is so true
With freezing sense in my boiling head.

I don’t know what to think,how to think,what to do,
I don’t know where the whisper of you.
Just a wet spot of my tear on the photo of you
Remind me our true love, I miss, I miss you.

I want to make all the street noise be silent,
I’m crossing the road, it’s midnight.
You are my sin, my fabulous lover,
I want your kiss and touch, which’s so tight…

Перевод: Остапова Татьяна

СИЛУЭТ (ЗЮЗИНА ТАНЯ)

Пришла Весна, напомнив о тебе,
Твой запах принесла в постель ко мне.
И слышу я правдивый голос твой
С морозным чувством, нарушив мой покой.
И я не знаю, что делать мне теперь:
Открыть или закрыть для тебя дверь.
И слёзы не могу я снова скрыть,
Мне хочется твоей любимой быть.
Мне хочется молчаньем шумных улиц стать,
Чтобы с тобою в полночь там гулять.
Ты-мой страх, моя любовь,
Моих грехов последний вздох.

In the late summer of that year we lived in a house in a village that looked across the river and the plain to the  mountains. In the bed of the river there were pebbles and boulders, dry and white in the sun, and the water was clear and swiftly moving and blue in the channels. Troops went by and down the road and the dust they raised powdered the leaves of the trees. The trunks of the trees too were dusty and the leaves fell early that year and we saw the troops marching alone the road and the dust rising and leaves, stirred by the breeze, falling and the soldiers marching and afterward the road bare and white except for the leaves.

The plain was rich with crops; there were many orchards of fruit trees and beyond the plain the mountains were brown and bare. There was fighting in the mountains and at night we could see the flashes from the artillery. In the dark it was like summer lightning, but the nights were cool and there was not the feeling of a storm coming.

В самом конце лета мы жили в небольшом деревенском доме, окна которого выходили прямо на реку и равнину, с окружавшими её горами. У самой реки на солнце белели сухие валуны и мелкая галька, окаймлявшая по краям чистую воду, непрерывно бегущую к каналам, где она превращалась в небесно-голубую. Отряды постоянно проходили мимо дома и спускались вниз по дороге, клубами поднимая пыль, которая медленно оседала на кронах деревьев. Стволы деревьев, как и листья, были покрыты толстым слоем пыли, к тому же, в тот год листопад  начался намного раньше, чем обычно, а отряды всё также неизменно маршировали по дороге. Ветерок шевелил опавшие листья и смешивал их с дорожной пылью, добавляя только что упавшие: чистые и свежие. После итого, как солдаты исчезали из вида, дорога оставалась совсем пустой и белой, с островками грязных потрёпанных осенних листьев.

Равнина была урожайной; и, не смотря на то, что за ней показывались голые коричневые скалы, она всё же радовала взор своими пёстрыми фруктовыми садами. Ночью опять был бой в горах, и  мы видели резкие мимолётные отблески действующей артиллерии. В темноте вспышки были похожи на летние молнии, но ночи были прохладны и все понимали, что это, к сожалению, не летний свежий ураган с проливным дождём, громом  и градом.

I ate the end of my piece of cheese and took a swallow of wine. Through the other noise I heard a cough, then came the chuh-chuh-chuh-chuh – then there was a flash, as when a blast-furnace door is swung open, and a roar that started white and went red and on it a rushing wind. I tried to breathe but my breath would not come and I felt myself rush bodily out of myself and out and out and out and all the time bodily in the wind. I went out swiftly, all of myself, and I knew I was dead and that it had all been a mistake to think you just died. Then I floated, and instead of going on I felt myself slide back. I breathed and I was back. The ground was torn up and in front of my head I heard somebody crying. I thought somebody was screaming. I tried to move but I could not move.

Я как раз доел последний кусок сыра и запил его вином, как через прочий шум вдруг услышал пронзительный кашель, за которым последовала мгновенная вспышка ослепительного света, такая, как будто тяжёлые двери доменной печи распахнулись, и оглушительный, нарастающий спектром света, рёв всколыхнул воздух. Я старался дышать, но даже не мог набрать достаточно воздуха, и мне показалось, что всё, что являлось моим телом, целиком вышло наружу из самого себя и поддалось порыву ветра. Я бежал быстро, стремительно выбираясь из самого себя, и я знал, что я был мёртв, хотя это и было самой большой ошибкой думать, что я умер. Потом я понёсся ввысь вместо того, чтобы потихоньку скользить обратно в себя, в своё тело. Я задышал. Я вернулся. Тогда Земля взорвалась прямо перед моей головой, и фонтан разбитых деревянных щепок хлынул на голову и на всё моё тело. После удара по голове я вдруг различил чей-то плач. Я услышал крик, я попробовал пошевелиться, но не смог.

We got into Milan early in the morning and they unloaded us in the freight yard. An ambulance took me to the American hospital. Riding in the ambulance on a stretcher I could not tell what part of town we were passing through but when they unloaded the stretcher I saw a market place and an open wine shop with a girl sweeping out. They were watering the street and it smelled of the early morning. They put the stretcher down and went in. The porter came out with them. He had gray mustaches, wore a doorman’s cap and was in his shirt sleeves. The stretcher would not go into the elevator and they discussed whether it was better to lift me off the stretcher and go up in the elevator or carry the stretcher up the stairs. I listened to them discussing it. They decided on the elevator. They lifted me from the stretcher. “Go easy,” I said. “Take it softly.”

Мы прибыли в Милан рано утром и нас вынесли из машин во дворе. Карета скорой помощи должна была привезти нас к американскому госпиталю. Я не мог определить, по какой части города мы ехали, лежа в машине на носилках, но как только их выгрузили, я увидел рынок и открытый винный магазин, с выметающей оттуда пыль девушкой. Улицы поливали водой, и в воздухе пахло свежим ранним утром. Носилки поставили на землю, и санитары вошли в помещение. Через минуту вместе с ними вышел грузчик. Одет он был в рубашку, носил седые усы и кепку швейцара. Носилки не помещались в лифт, и встал вопрос, как будет лучше: поднять меня на ноги и поехать на лифте или нести  по лестнице на носилках. Я слушал, как они разговаривали. Они выбрали лифт и стали поднимать меня. «Полегче, берите аккуратней», — сказал я.

The summer went that way. I do not remember much about the days, except that they were hot and that there were many victories in the papers. I was very healthy and my legs healed quickly so that it was not very long after I was first on crutches before I was through with them and walking with a cane. Then I started treatments at the Ospedale Maggiore for bending the knees, mechanical treatments, baking in a box of mirrors with violet rays, massage, and baths. I went over there afternoons and afterward stopped at the cafe and had a drink and read the papers. I did not roam around the town; but wanted to get home to the hospital from the cafe. All I wanted was to see Catherine. The rest of the time I was glad to kill. Mostly I slept in the mornings, and in the afternoons, sometimes, I went to the races and late to the mechano-therapy treatments.

Лето шло привычным, размеренным шагом. Я плохо помню какие-то отдельные события, помню только, было очень жарко,  и в газетах часто писали о победах. Я был здоров, и  ноги так быстро заживали, что с тех пор, как я ходил на костылях и до момента, когда я начал передвигаться с помощью всего лишь трости, прошло совсем немного времени. Потом я начал лечение в Госпитале Маггиоре для разработки колена механо-терапией. Я жарился под лазером в коробке с зеркалами, принимал лечебные ванны и наслаждался массажем. Бездельничал до полудня, потом останавливался в кафе, чтобы выпить и просмотреть газеты. Я совсем не бродил по городу, а сразу из кафе хотел скорее вернуться домой, в госпиталь. Всё, что мне было нужно, это видеть Кетрин.  Остальное время я был рад просто убить. В основном, я спал утром, до полудня, иногда я ходил на скачки, а позднее — коротал время на механо-терапии.